Эвристики анализа

Так — духовно-заинтересованно — поставленные вопросы побуждают искать недоведомо-прекрасное уже не мертвым невидящим взглядом, что логически и невозможно из-за нарушения главного требования познания: соответствии метода предмету, но адекватно — пламенеющим сердцем.

По-новому выстраивают они и теорию (а также историю) музыки как условие ее предпонимания. Все общие понятия и категории раскрываются действием этих вопросов в ином виде, врастая в великую традицию человечества. Правильно же видя суть традиции, мы уже не станем глупо противопоставлять традицию и новаторство, ибо традиция — передача преизбыточествующей жизни — содержит в себе вечную новизну. Традиции логично противопоставить не новаторство, а антитрадицию смерти.

Переводя музыковедение во всех его теоретических и исторических разделах на истинный язык верующего сердца, мы ни на гран не отступаем от критериев научности. Напротив! Субъективизм, которым пугает истинную науку серая полунаука, свойствен именно ее мнимому объективизму. Ибо факты, из которых слагается жизнь и музыка, — не мертвые факты, а живые, так или иначе определяющие себя по отношению к смыслу жизни. Гуманистическая философия отлучила истину от силы, силу от красоты, красоту от любви, любовь от жизни, жизнь от сущего, сущее от Сущего, от Бога. Как это может быть? Если истина, говоря философским языком, — сущее всеединое (определение В.Соловьева), то всякое выкидывание из мироздания существенных его сторон превращает истину в ложь. Отвлеченное мышление — отвлеченное от совести, от духовно-нравственной сути и смысла! — формирует картину мира, свойственную плотскому человеку, и тем самым направляет людей, культуру и историю к смерти. Впрочем, ошибочны здесь и сами эти оценки парадигм науки в фальшивых, как это открылось Жуковскому, западных категориях объективного и субъективного. Они рождены ложью картезианского сознания, герметично закупорившего себя в дуализме мира вещного и мира наших идей, чувств, переживаний, — при потере чувства онтологизма, при полном неведении мира истинного, духовного. (А ведь сказано: Царствие Божие внутрь вас есть" — Лк. 17:21. "Потщись войти во внутреннюю свою клеть, и узришь там клеть небесную; потому что та и другая — одно и то же, и входя в одну, видишь обе"23)

Духовно-нравственно поставленные вопросы, как мы видим, раздвигают герменевтический круг сразу в двух направлениях — созерцательно-теоретическом и деятельно-практическом.

Эта двунаправленность формирует книгу: каждый ее раздел, посвященный главным категориям музыковедения, дает им новое освещение, — а соответственно переориентирует и прагматику анализа. Эвристики (вопросы-ключи к познанию истины) не могут быть сформулированы прежде, чем откроется теоретическое видение, но только по мере такого открывания. "Теория", одновременно родственная и "Теос" (Бог, этимологически "Видящий") и "театру" (феатрон), есть созерцание, ясное видение. Вне цельности видения, во тьме неведения, как возможно задавать вопросы?! Но система эвристик будет складываться в каждой из глав по мере того, как будут показываться все новые фрагменты обновляемого духовно-нравственного видения-слышания музыки.

И только в Послесловии эвристики могут быть собраны вместе.

Шопен. Прелюдия ми-минор.

В книге "Интонационная форма музыки" эта прелюдия была привлечена для иллюстрации созидательной силы интонации, вытекающей из ее феноменальной цельности. Продолжим анализ далее. Он поможет нам яснее представить действие закона цельности интонации, покажет роль узнавания смысла в восприятии, соотношение душевного и духовного в исполнении и интерпретации музыки.

За точку отсчета возьмем тесситурную сторону интонации. Тесситура звука — его место в регистровом пространстве голоса, духового или струнного инструмента, характеризующееся той или иной степенью напряженности или рассвобожденности, полноты, силы, мягкости и других тембровых особенностей. Фортепианный звук сам по себе не имеет тесситурных характерности. Но ни одну сторону интонации невозможно изъять из нее; весь речевой и вокальный опыт человека, в котором тесситура звучания имеет важнейшее значение, подключается и к восприятию фортепианной напевной интонации. Тесситурные краски тут же восстанавливаются из контекста — композиторского и исполнительского. К фортепианному звучанию подстраиваются наши связки, форма гортани, мышцы дыхания; в соответствующее состояния входит наш дух.

Подробно о музыке:

Романсы Михаила Ивановича Глинки
«Так как народная песня всегда была душой русской музыки, то для нас теперь неразрывно спаянная с ней напевная и задушевная музыка Глинки звучит одинако-во, как родное былое и вместе с тем настоящее… Поэтому Глинка, как и народное песенное творчество, - поистине живой родник всей русской музыки». ...

Юрий Пискулов, альпинист
Для него горы были не просто преодолением препятствий. Как художник, Визбор искал и находил в горах идеалы красоты, гармонию человека с природой. "Как хорошо, что есть на свете горы - вершины красоты! " Но он считал, что человек должен быть "еще выше, чем эти вершины". Д ...

Российские гимны Нового времени (XVII - начало XX вв.)
Русские гимны XVII-XIX вв., будучи производными от духовных песнопений, во многом сохранили в себе их свойства. Но, в отличие от последних, это были уже гимны двойного назначения: духовные и светские одновременно. По церковным праздникам они исполнялись в качестве духовных величаний. А различные г ...